А в лагуне Банана-ривер около мыса Кеннеди Дженет Армстронг и ее сыновья оставались на яхте, слушая передачи по переносной рации NASA до тех пор, пока не рассеялись последние толпы зрителей. Несмотря на то что успешный и легкий запуск принес большое облегчение, по просьбе Дженет на яхте не стали открывать бутылки с шампанским, поскольку она предпочла, чтобы празднование было отложено до момента, когда мужчины благополучно вернутся. До того как отправиться домой, Дженет провела краткую встречу с журналистами. «Мы сначала не могли увидеть ракету, – застенчиво признался Рик, – и я стал волноваться. А потом вдруг мы увидели Дженет, и она шла красиво».

Дженет рассказывала представителям прессы: «Это был величественный вид. Я просто трепетала от волнения»; хотя главным чувством, которое она переживала, было облегчение от того, что во время старта не случилось ничего плохого. «И это пройдет», – вот что она думала на самом деле. В ночь перед стартом она почти не спала. Когда поздно вечером того же дня Дженет вернулась в Хьюстон, представители прессы поджидали ее во дворе. «Я не чувствую себя как-то исторически», – коротко бросила она им, заводя мальчиков в дом. Бдение о судьбе экспедиции только началось. Оно будет продолжаться двое с половиной суток до выхода на окололунную орбиту, еще сутки до момента, когда Нил и Баз опустятся на Луну, и еще протянется на четыре дня после, пока экипаж не вернется на Землю.

Еще так много всего могло пойти не по плану.

В 10:58 по времени Хьюстона, через два часа двадцать шесть минут после подъема ракеты, Центр управления выдал Apollo 11 команду начать выход на траекторию перелета к Луне – корабль покидал околоземную орбиту и устремлялся в глубины космоса. Астронавты запустили двигатель третьей ступени Saturn V, единственной, которая еще оставалась соединенной с командносервисным модулем. Этот импульс продолжался около двух с половиной минут, и после него Apollo разогнался до 38 940 км/ч[84] и преодолел привязь земного притяжения.

Хотя Армстронг докладывал ЦУПу, что полет проходит «прекрасно», по его личным впечатлениям, ему хотелось бы, чтобы он был мягче: «Во время работы первой ступени Saturn V шум стоит оглушительный, особенно пока мы еще находимся на малой высоте, потому что до нас доносится и грохот двигателей с полной тягой 3400 тонн-сил, и его эхо, отражающееся от Земли. Примерно через тридцать секунд мы вылетели из области этого эха и стало значительно тише. Но в те первые тридцать секунд почти ничего нельзя было расслышать, кроме радио. К тому же полет во время работы первой ступени оказался куда более жестким, чем на ракете Titan. Казалось, она вибрирует по всем трем осям одновременно». Когда первая ступень закончила работу, полет стал довольно тихим и плавным: астронавты не только не чувствовали вибрации, но и не слышали работу двигателей. Подъем на второй и третьих ступенях носителя Saturn был лучше по ощущениям, чем любой момент взлета на Titan. Майк Коллинз впоследствии рассказывал о начале полета на «дерганом» Saturn V так: «Как будто нервный водитель-“чайник” ведет машину по узкой дороге и спазматически дергает туда-сюда руль». Затем, когда наступает черед верхних ступеней, Saturn V превращается в «спокойного гиганта» и выходит прочь из атмосферы «гладко, как по стеклу, и настолько тихо и безмятежно, насколько может лететь ракета».

Из окон своего корабля астронавты ничего не видели в первые три минуты путешествия, пока он поднимался до высоты 95 км. На этой отметке они сбросили мачту системы аварийного спасения и защитный конус, прикрывавший командный модуль. Прошло более трех минут полета, носитель выполнил поворот по тангажу, и нос ракеты оставался по-прежнему направлен вверх, хотя и не вертикально, поэтому экипажу пока не было видно ничего, кроме, по словам Коллинза, «маленького кусочка голубого неба, которое постепенно темнело и переходило в угольную черноту космоса».

Корабль вышел на околоземную орбиту через двенадцать минут после запуска, когда после первого включения третьей ступени Saturn он приобрел необходимую для этого скорость 28 160 км/ч[85]. Теперь трем астронавтам предстояло пролететь полтора витка по орбите. В это время их работой была проверка всего оборудования, чтобы убедиться в его надежном функционировании, прежде чем принять решение о повторном старте двигателя третьей ступени, чтобы покинуть земное поле тяготения.

Как говорил Армстронг, «у ожидания в течение полутора орбит была двойная задача. Во-первых, такая схема позволяла более гибко выбирать время старта, а во-вторых, давала нам возможность проверить работу основных систем космического корабля – командного, а не лунного модуля, – до того как мы покинем околоземную орбиту и окажемся на перелетной траектории. Поэтому проверка систем была главной причиной того, что мы оставались на орбите ожидания, и отвечали за нее мы совместно с наземной командой. Специалисты ЦУПа гораздо лучше, чем мы на борту, видели детальные данные о работе систем космического аппарата, и за время полутора витков они имели достаточно времени, чтобы их проверить. Если бы на борту что-то вышло из строя, у нас оставалась возможность принять решение забыть обо всей затее и пойти на посадку».

В начале орбитального полета у экипажа почти не было возможности насладиться величественным видом Земли под ними. Первый восход Солнца наступил через один час девятнадцать минут от начала полета, и астронавты кинулись искать фотокамеру Hasselblad. Через пятнадцать секунд Коллинз обнаружил ее плавающей в невесомости у задней переборки командного модуля.

Впервые после того, как каждый из астронавтов совершил полет на корабле Gemini, Армстронг, Коллинз и Олдрин заново испытывали ощущение невесомости. В состоянии свободного падения жидкость, наполняющая внутреннее ухо человека, растекается свободно. Так называемая болезнь движения, или синдром укачивания, гораздо легче начиналась в кораблях Apollo, чем в Gemini, потому что кабина Apollo была просторнее. Специалисты планирования следующих экспедиций Apollo указывали астронавтам, что те должны двигаться как можно медленнее и осторожнее, стараясь не качать головой вперед-назад слишком сильно до тех пор, пока не привыкнут к условиям невесомости. Армстронг уделял большое внимание этой возможной проблеме. Через час и семнадцать минут от начал полета он спросил Майка и База: «Как вы себя чувствуете при нулевом ускорении? Есть ли у кого-то неважные ощущения, тошнота или что-то в этом роде?» Майк ответил ему: «Нет. Просто все время кажется, что мы летим вверх ногами».

По словам Нила, «было большой удачей, что ни у кого из экипажа на протяжении всего полета не началось расстройство здоровья. Некоторые, как считалось, обладатели железных желудков все равно становились жертвами космической болезни. Никто тогда в точности не знал, что ее провоцирует. Медики-исследователи пробовали различные средства против нее». Он сам с возрастом избавился от детской склонности к головокружению, хотя во время выполнения приемов высшего пилотажа мог почувствовать тошноту. Однако интересно заметить, что подверженность космической болезни не соотносится напрямую со склонностью к морской болезни и укачиванию на Земле.